– У меня в жизни много чудес было. И иконка проявлялась, и Евангелие, когда мама давала мне его читать, а потом говорила – он жив! От Петра тогда долго вестей не было, а он, оказывается, контужен был. У нас ведь в войну почти никто не погиб. Икона Николая Угодника мне являлась.
Мы тогда с папой в Ленинград поехали к Славику. Жили в гостинице. А это раньше монастырь был! Я потом проанализировала. Мы в музей флота у них ходили, там огромная фотография этого…
– Брежнева! – доносится с кухни голос папы.
– Да, Брежнева, в адмиральском мундире. Это они в часовне бывшей устроили. И вот папа ушел утром по делам…
– Я в совхоз поехал, – уточняет папа.
– Да, в совхоз поехал, а я осталась и плакала. У нас тогда не очень хорошо с ним было. Мы решили, что после Ленинграда решим – разводиться или нет.
– Это ты решила! – кричит папа.
– Мы только сюда переехали (имеются в виду Мытищи), ты в восьмом классе был, Оля в третьем… И вот я лежу на кровати и плачу, и молюсь Николаю Угоднику, мне мама всегда говорила ему молиться для скорой помощи.
Я как в забытьи была и вдруг увидела в углу комнаты его икону. Он, правда, без митры был. И икона заговорила! Представляешь, как я испугалась! А он говорит – не плачь, все у тебя дальше будет хорошо. Ну, может, не такими словами, но смысл такой. И ведь правда! Вот папа к Богу пришел… Хотя тогда я, конечно, не об этом просила. Не только об этом.
Я сама тогда в церковь редко ходила, а Николая Угодника потом узнала, что это он был, – по иконе у тёти Полины.
