О, если б знала она! о, если б знал я: какое счастье и какое страдание сулят мне две эти бумажные полоски! Начнем с счастья, с театра, с его блестящих интерьеров, с его зала, нет не зрительного, туда мы попадем позже, с другого, соседнего, размерами своими приближающегося к футбольному полю, только что без ворот и без трибун – но столь же необъятного, гладкого, уходящего вширь и вверх, провокатора жгучего желания закружиться, заскользить в вальсе.
Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко пригласил нас в партер вторым звонком, почти без заминки началось. Представьте себе самый центр Москвы, выходят на сцену наши, доморощенные актеры и начинают петь на языке оригинала арии и дуэты, сочиненные итальянским композитором по французской пьесе о приключениях испанцев в Севилье, где в это время идет снег! Нет, не в настоящей Севилье, а в нашей, имени Станиславского и Немировича- Данченко Севилье идет снег, так что графу Альмавиве (Сергей Балашов) и Фигаро (Арсен Согомонян) приходится постукивать ногу об ногу и прикладываться к термосу с неизвестным, но горячим напитком внутри.
Но снег и термос – это были только цветочки! Весь спектакль, поставленный Александром Тителем, состоит из двух планов. На первом Вольф Горелик дирижирует оркестром, поют солисты, меняются декорации, а на втором в такт основному сюжету действуют персонажи, не предусмотренные ни партитурой, ни либретто, и так они естественны и смешны, что не раз я порывался начать хохотать и лишь острый локоть моей Светы и её шепот: «В опере не смеются» останавливали меня, загоняя нераспустившийся смех в самую широкую из возможных на моём видавшем виды лице улыбку.
Ну, и не забудем о Россини! О его радостной, солнечного субботнего утра музыке – остроумной, насмешливой, эффектной.
Друзья, я заболел оперой! Я жду - не дождусь новой встречи с ней на Большой Дмитровке. Где я был эти 50 лет? Почему мы так поздно нашли друг друга? Нет ответа! Пусть же вместо него звучит дивный Россини в исполненнии Дмитрия Хворостовского.