– Но власть у меня – даже простого работника отдела ЦК, была почти безграничная. Меня мой начальник отдела в первый день напутствовал словами: «Вы в свои руки получаете огромную власть, и я надеюсь, что вы будете всегда выше её».
Понимаешь, мы там все были как боги, могли решить любой вопрос, если он вообще мог быть решен, и выше нас никого не было. Вот одно из первых моих дел. Коллективное письмо, закрывают комбинат, я прихожу к начальнику отдела. Тот мне: «А что ты ко мне пришел? Если нужно в командировку съездить, разобраться, – пожалуйста, оформляй хоть завтра. Поговорить с министром? Вызови его. Если считаешь, что он занят больше, чем ты, то поезжай к нему. Но я бы тебе этого не рекомендовал».
Я не сделал ни того, ни другого. Я ему позвонил, и он мне долго, обстоятельно объяснял причины закрытия комбината, я понял, что он прав.
Несмотря на такую власть, как-то злоупотребить ею, сыграть в свою пользу было немыслимо. Это сразу бы стало известно, и человек тут же вылетал.
Но, честно сказать, я там себя чувствовал неуютно. Посуди сам, в день ко мне поступало 200 писем. Вот открываешь одно, а там почерк такой, что хоть специалиста по древнешумерской клинописи вызывай, да еще так мутно изложено, какие-нибудь девери, свояки, золовки фигурируют, а я в них никогда ничего не понимал. И ты видишь, что тут целый день потребуется, в это вникнуть. А у тебя еще 200 писем. Ну, и пишешь – в архив, в архив, в архив… А ведь люди надеются, ждут.
Мы там все были диссидентами, считали, что вместо ручного управления должна быть система, институты, чтобы вопросы решались автоматически, а не зависели от почерка, каким была написана жалоба.
Ну, а в результате сейчас и ЦК нет, и системы не создано. Если хочешь, есть масса примеров, когда очевидный и даже вопиющий вопрос годами не решается, да ты и сам знаешь.
